Михаил Юрьевич Лебедев

Варианты

Блиц – роман

 

Утренний поезд уносил меня от предстоящей осенней сессии, грядущих студенческих попоек, возможных новых романов с однокурсницами, полуголодной жизни студента, неблагополучных отметок, и прочего, прочего, прочего всего в таком же духе… Нас студентов второго курса филфака в добровольно-принудительном порядке (как тогда было модно говорить) отправили на братскую помощь, наверное, не совсем еще отсталому колхозу собирать картофель – одним словом, «на картошку». Честно говоря, ничем интересным меня это мероприятие не прельщало. Но нужно было отдать долг тогда еще социалистической родине, и поэтому выбирать не приходилось. С’est la vie.

- Salut, Мишель! Пива хочешь? – отвлек меня от невеселых мыслей Серж Чернов по прозвищу Граф.

- Благодарю, Ваше Сиятельство, с утра не пью.

- Я тоже не пью, - сказал Граф. – Я опохмеляюсь.

- Ну, тогда смотри, чтобы это похмелье плавно не перешло в длительный запой, - назидательно заметил я.

- К запою, как говорит мой отец, - глубокомысленно парировал Граф, - приводит неправильное опохмеление. А я опохмеляюсь правильно.

- Главное самому в это свято верить, - не унимался я…

- Здравия желаю, господа офицеры, - это подошел Есаул он же Алекс Овечкин. Нужно сказать, что Граф и Есаул получили свои прозвища от меня. Первый отчасти за свою фамилию – Граф Чернов. Согласитесь, звучит благородно. А также за необычайную рафинированность, которую он проявлял в общении с представительницами прекрасного пола. Второй – за свои железобетонные (если можно так выразится) надежность и выдержку. Себе же я выбрал (не без подачи друзей) скромный чин, ну, и соответственно прозвище – Поручик.

- Какие будут культурно-развлекательные мероприятия на сегодня? – спросил я.

- Еще не вечер, - заметил Граф.

- Поручик, по-моему, Музыкина на тебя не ровно дышит, - сказал Есаул.

- Единственное, что нравится мне в этой Музыкиной, так это ее грудь, - признался я.

- Поручик, где грудь будем делать? – попытался пошутить Граф.

- Граф, ты меня поражаешь. Да, действительно иногда грудь девушки оставляет желать лучшего, но это не про Музыкину, - сказал я.

- Доброе утро, мальчики. – Это была Музыкина.

- Утро добрым не бывает, - философски заметил Граф, потягивая пиво.

- Кому как, - возразила Музыкина. – Майкл, тебя Алена искала, - добавила она, обращаясь ко мне.

- О, Поручик пользуется повышенным интересом у противоположного пола,- изображая нечто подобное на восторг сказал Граф.

- Какие вы все тут пошляки, - обиделась Музыкина.

- Ну, вот, пришел грустный бейби, и все испортил, - сказал я, взглядом указывая на  Музыкину.

- Не грустный, а озабоченный бейби, - не согласился со мной Есаул.

- Музыкина претендует на место первой дамы в нашем полусвете, - глубокомысленно сказал Граф.

- Но место первой леди уже занято, - добавил Есаул.

Музыкина сморщила личико и заявила:

- Нужны вы мне все  – противные…

Алена – второкурсница английского отделения – действительно искала меня с тем, чтобы взять надо мной шефство и опекать меня от излишней самостоятельности, так как считала, что если это не ее прямая обязанность, то по-крайней мере ее святой долг. Я встретил Алену  в соседнем вагоне.

-         Здравствуй, Алена Прекрасная.

-         Здравствуй, Мишель.  Я вижу ты уже адаптировался к новым условиям.

-         Поверь мне, это было не просто.

 Алена наклонилась и что-то достала из сумки. Это был термос.

- Чаю хочешь?

- Не откажусь.

Она осторожно налила две кружки чаю, при этом мне пришлось ассистировать.

- Это моя бабушка готовила.

- У, да он еще и с мятой.

- Бабушка любит добавлять всякие травки в чай. Вот еще бутерброды, бери.

Поезд медленно тащился через покрытые инеем полустанки и желтеющие осенние леса к станции предназначения.

- Мне передали, что ты меня искала.

- Но ты же мой подшефный, вот и искала, чтоб поинтересоваться как у тебя дела.

- Да брось ты все это шефство-подшефство, давай лучше дружить…

- Как мальчик с девочкой.

- Ага.

- Я подумаю над твоим предложением.

- А пока ты думаешь, переходи к нам в вагон – у нас весело.

- Ну, пошли.

Обстановка в нашем вагоне была действительно дружеской и располагающей к общению. Некоторые студенты во главе с Графом пили пиво, другие играли в карты, третьи просто болтали.

Я по-приятельски обнял Есаула и напел популярную тогда песню:

- Есаул, Есаул, что ж ты бросил коня…

- Пристрелить не поднялась рука,- сделав жест отчаяния, подтянул Алекс…

- Ну, приедем мы в этот колхоз, и что мы там делать будем? – не обращаясь ни к кому конкретно, задал вопрос Граф.

- Пить самогон и развлекать девочек, - сказал я.

- Развлекать девочек – это по твоей части; а нам-то что остается? – не унимался Граф.

- А вы мне будете ассистировать,- пояснил я.

- Show must go on, - подхватил мое шутливое настроение Граф.

- А кто-то еще и работать будет, - задумчиво вставил Есаул.

- Работа не волк, в лес не убежит,- наставнически процитировал я дурацкую русскую поговорку, и добавил: - Да, ладно, парни, жизнь состоит не только из работы, но и в том, как с умом провести время после нее.

- Если честно, то устал я от всех наших бесконечных авантюр. Жениться, что ли? –затягивая сигарету, спросил сам себя Есаул.

- Жениться нам надо, ребята, и нечего дурью страдать, - афористично выразился я.

- Вот ты и женись первым, - разразился дурацким хохотом Граф.

- Вот позажигаю еще маленько, и обязательно женюсь.

Тем временем поезд подошел к станции предназначения. Нас встречали местные колхозники верхом на лошадях.

- Лошади чем-то похожи на женщин, - ностальгически сказал я.

- Сзади или спереди? – спросил Граф.

- Вы – пошляк, Граф,- серьезно ответил я, и подошел к рыжему жеребчику и, обращаясь к одному из встречающих колхозников, которого как позже выяснилось, звали Семен, спросил разрешения прокатиться на жеребце.

- А с лошадью ты обращаться умеешь, - поинтересовался Семен.

- Вообще-то доводилось.

- Ну, тогда садись.

…Конь мчал меня, не разбирая дороги диким галопом по направлению к своей конюшне. Видимо, ему не терпелось встретиться со своей самочкой. Иначе чем другим можно было объяснить подобную прыть. Как только мы оказались возле конюшни, за забором которой было несколько лошадей, одна из них, судя по всему, подруга моего жеребца, стала пытаться через щель забора укусить меня за ногу. Но щель была достаточно узкой, и у кобылицы не очень-то получалось то, что она задумала.  Вскоре подоспели местные жители, и ссадили меня с буйного жеребца.

- Он что, всегда у вас такой прыткий, - спросил я, переводя дух.

-  Нет, только с чужими, и потом ему самку надо, - объяснили мне.

Семен проводил меня до избушки, которую нам отвели для проживания, где меня встретил Граф.

- С боевым крещением, Мишель, - поздравил меня Граф.

- Какое уж тут крещение. Озабоченный жеребец в тоске по своей самке пронес меня диким галопом. Слава Богу, что не покалечил.

- Нужно сказать, - ностальгически сказал Есаул, - скачка была, что надо.

- Дикий жеребчик. Интересно, сколько он уже без своей самки. Необузданная страсть.

- Зато, какое впечатление произвел ты на наших девочек! – восторженно сказал Граф.

Тут неожиданно откуда-то появилась Алена.

-Мишель, я все видела. С тобой все в порядке? – не скрывая волнения, спросила она.

- А ведь Мишель чуть было не пострадал, - сказал Граф.

- Ему почти откусили ногу, - гробовым голосом произнес Есаул.

- Да, ладно вам прикалываться, - сказала Алена на всякий случай посмотрев на мои вполне здоровые ноги, и обращаясь ко мне заявила: - Ты настоящий герой…

- Ага, -прервав ее панегирик   сказал я. – Словно утюг на подтяжках, прикрепленный к паровозу, который полверсты тащил меня неизвестно куда, а  ты говоришь Герой.

- Пойдемте лучше в столовую, а то обед стынет, - миротворчески сказал Есаул…

Избушка, которую нам отвели под ночлег, была достаточно вместительная. Она была разделена на две половины – мужскую и женскую. Так как парней было немного (такова специфика нашего факультета), то большая часть помещения избы была отведена под «женский монастырь». Все удобства были на улице, а столовая находилась поблизости в соседней избе.

Вечером снова пришел Семен, принеся с собой литровую банку самогона.

- Только предупреждаю, - со знанием дела сказал Семен, - бьет не сразу, но крепко.

- А такое зелье девочки пьют?- поинтересовался Граф.

- Пьют, но очень-очень мало, ну, как чача знаешь?  - Граф кивнул. -    Вот почти тоже самое. По-капельке.

- Тогда самим больше достанется, - обрадовался Есаул.

- Я же устал объяснять, что с непривычки подобное снадобье догоняет даже на седьмом километре.

- WOW, это то, что надо для моей Татошки, - на этот раз пришла пора радоваться Графу. - Заснет девушкой, а проснется уже женщиной.

- Черт-те что, - выругался я. – Одному напиться, другому с девушкой переспать. Давайте лучше пить, алкоголики и Казановы, а утром у нас будет масса впечатлений, чтобы поделиться друг с другом. С этими словами я пригубил пару глотков самогона прямо из банки.

- Ну, как? – открыв рты, Граф и Есаул затаили дыхание.

- Довольно противная жидкость, но пить можно.

Граф почти залпом осушил банку на треть.

- Э, подожди, джигит, как ты свою девушку до кондиции доведешь? – выразил свою озабоченность Семен. – И раз уж пошла такая пьянка, пойдемте лучше в лесопосадку – там спокойнее.

- А мне, мне-то дайте попробовать, - засуетился Есаул, -  первый раз в жизни самогон пробую.

- Все когда-то бывает в первый раз – вино, женщина…У тебя хоть женщина-то была,- обратился Семен к Есаулу.

- Была разок по-пьянке…

 «Теперь пойдем туда, где можно без труда

 найти себе и женщин и вина»,- пели мы почти, что хором, дуэтом с Графом, явно собираясь взять штурмом женскую половину опочивальни, хотя уже было далеко за полночь.

- Вы как хотите, ребята, но я в этом разбое не участвую, - заявил Семен. – Поздно уже.

Мы подошли к избушке. Свет нигде не горел.

-Аленушка Прекрасная! – громко позвал я.

- Танечка, радость моя! – так, как будто он увидел ее за пятьдесят метров от себя, закричал Граф.

 В это время Есаул принес банку, в которой булькало еще на треть:

- Ребята, давайте лучше выпьем за прекрасных дам, гусары пьют стоя.

- Давайте выпьем, и на штурм, - предложил,  явно не выговаривая окончаний слов Граф.

Только что допитая банка из-под самогона из рук Есаула полетела в дверь избушки,

об которую с громким звоном разбилась. В одном из окошек включили свет.

         - Аленушка, выйди на секундочку. Я тебя люблю.

         - Миша, уже поздно, иди спать, завтра поговорим.

         - Аленушка, а ты меня любишь?

         - Миша, я же говорю – завтра поговорим, а сегодня – иди, ложись спать…

Утро следующего дня по внутреннему самочувствию трех пропойцев напоминало три дня засухи после долгого преодоления ими пустыни Сахары. Пива хотелось ужасно. Но я, вместо  того, чтобы дожидаться милости божьей в виде банки холодного пива, просто пробежался, совершая при этом кувырки по сырой траве, трусцой до речки, которая была поблизости, и пару-тройку раз переплыл ее. Вернувшись на базу (то есть в избушку, где мы жили), я, пока еще все спали, достал дедушкин кинжал, пену для бритья и безопасное жилетовское лезвие. Жилетовское лезвие я предусмотрительно спрятал в карман, а кинжал положил на поручень. Я намылился пеной и брился безопасной бритвой, но как только на крылечке появлялась девушка из нашего лагеря, я брал в руки дедовский кинжал и продолжал делать вид, что бреюсь именно этим кинжалом. Девушки сначала делали круглые глаза, потом загадочно улыбались, некоторые просто смеялись.

Наконец-то вышла Алена.

- Твои игры в крокодила Данди, кажется, чуточку устарели. Так что, смени амплуа.

- Алена, меня вовсе не крокодилы интересуют. Ты говорила вчера, что хотела поговорить со мной.

-  Мы с тобой обязательно поговорим, Миш, когда ты окончательно протрезвеешь.

- А еще я тебе вчера в любви признался…

- Ну, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

- Значит, ты тоже предлагаешь напоить тебя, чтобы узнать, что у тебя на языке?

- Мы обязательно как-нибудь устроим ужин при свечах и все друг о друге узнаем.

         - Романтика, однако…

         - Как и твои игры в крокодила Данди.

      - Данди не такой уж и плохой парень, к тому же он австралиец…

Разговор с Аленой убедил меня только в одном – необходимо организовывать ужин при свечах на двоих.

Граф с Есаулом были совсем плохие. Самогон, как говорил Семен, догнал их на седьмом километре, и теперь у них на пару трещали головы. Нужна была срочная помощь Семена.

Семен появился ближе к полудню.

- Ну, что, братцы-мои, я же предупреждал, пьется мягко, но бьет крепко. Вот вам для опохмела души,- и с этими словами он поставил на стол еще четверть первача. Граф с Есаулом хряпнули по стакану, и сразу разом повеселели.

-Мы хоть и русские, но к первачу приобщились впервые, - сказал Граф.

-Даром, что «англичане», - добавил Есаул.                                                              

-Молоды вы еще, - да и городские к тому же, - сделал свой вывод Семен.

- Ну, что ж, господа офицеры, к национальному русскому напитку мы уже приобщились, - сказал я. – Теперь время, как говориться, подумать над нашей культурно-развлекательной программой на вечер. Какие будут предложения?

- А что тут думать – ведь первач еще есть, и чтобы в четыре горла не пить, можно дам пригласить,- сказал Есаул.

-Итак, приглашение дам, берет на себя  Есаул, - подытожил я.-

Первач с Семена, а закуску Его Сиятельство Граф пошукает по местным лабазам –благо у него денег куры не клюют -, ну, а место проведения банкета я беру на себя.

 В двух словах я объяснил Графу и Есаулу, что наверху на чердаке нашего временного общежития куча пустого места. Поэтому неплохо бы поставить туда кой-какие предметы интерьера – стол, кровати, установить свечи – и вечер пройдет на славу.

С помощью Семена мы наняли грузовик, чтобы перевести весь оговоренный скарб из местного склада, где все это находилось,  к нам на чердак. Нужно сказать, что пределу веселья Графа не было границ. Наконец-то, он сможет остаться со своею  Татошкой наедине и высказать ей все сокровенное. Граф стоял на грузовике с развивающимися длинными волосами, как мальчишка улыбался своему счастью, навстречу которому он теперь несся по пыльной проселочной дороге. Есаул тоже не грустил – ему предстояло объяснение сразу с двумя представительницами слабого пола:  с Натальей Черемновой– девушкой свободных убеждений, и просто красавицей; и с мадмуазель Музыкиной - в учебе посредственность, но весьма рано заявившей о своей сексуальности.

На чердак вела железная лестница, по которой и пришлось поднимать весь наш нехитрый скарб. Я расположил три свечи в железных канделябрах (других не было) на столе, предварительно накрыв его скатертью. Положил матрацы на кровати и прикрыл это все пледами. Граф раздобыл откуда-то ящик  «Божоле», красную икру, конфеты и сервелат. Я позаимствовал у Семена шестиструнную гитару. Все было готово. Не хватало дам.

Свою Алену я уже давно пригласил – по всей вероятности, она пудрила носик. Татошка Графа, вероятно, тоже задерживалась. Оставалась проблема у Есаула. Как он объяснил мне,  он уже успел разругаться сразу с двумя. Эту проблему мне тоже пришлось взять на себя, и уже через пять минут обе девицы Есаула были на чердаке и уже успели пригубить по стаканчику «Божоле».

- И к чему весь этот сыр-бор, - у кого-то праздник, - изысканностью манер и умом мадмуазель Музыкина особо никогда не отличалась.

- Вы знаете, - сказала Натали, - нашему Графу дали ленту пэра Лондона – почетную. Вот поэтому – как вы выразились – у нас и весь этот сыр-бор.

- А почетная лента!…Это так особенно? – не унималась Музыкина.

- Это даже выше генерала, - пояснил я.

- Ну, тогда у нас сегодня генеральский фуршет! – обрадовалась Музыкина.

-В таком случае - Песня, - объявил я. - Аккомпанирует Есаул:

Утри слезу мою, красавица,

И шрамы нежностью закрой…

Хочу тебе одной понравиться,

И выпить рюмочку с тобой…

-Я хочу выпить за Вас, Натали! – закричал Есаул.

Музыкина не обрадуется такому вашему намерению.

- К черту Музыкину, к черту все – я люблю только Вас, Натали.

На чердаке откуда-то взялся старый патефон, и, видимо, Граф от нечего делать, пока он дожидался свою Татошку, включил Аргентинское танго.

- Вы танцуете Аргентинское танго, - спросила Натали Есаула.

-Я станцую все, что угодно… Если Вы потом выпьете со мной на брудершафт.

- С удовольствием.

…А поздним вечером с невестой,

Я ей понравился вполне,

Я раздавил ликеров двести,

И пребывал с ней в забытье.

- Разрешите Вас пригласить, - Есаул был сама галантность.

- Avec plaisire , - Натали, хоть и была студенткой английского, но иногда позволяла себе французские словечки. 

Во время Аргентинского танго на чердак вплыла (настолько она была толста и безобразна) Графиня Татошка. Граф был вне себя от радости. Он сразу же предложил ей фужер «Божоле» и тост на брудершафт. Они неуклюже выпили и также неуклюже поцеловались. Нужно сказать, что Граф был вообще неразборчив в связях. Вместе они смотрелись так же нелепо, как целовались. Пока звучало Аргентинское танго они договорились о месте свадьбы, месте регистрации и даже определили дату венчания.

А моя Золушка куда-то запропастилась. Я понимал, что ужин при свечах предполагался быть на двоих и, что третий здесь даже не запасной, он по всем параметрам лишний. Но я и не собирался выяснять с ней отношения при собрании даже самых верных друзей.

И все-таки она появилась. Шикарные черные волосы ниже плеч, летний открытый топик, миниюбка и туфли-лодочки.

- Привет, дорогая. Как долго тебя не было.

- Принаряжалась, чтоб тебе понравиться.

- А тут все принарядились, чтобы друг другу понравиться. Есаул остановил свой выбор на Натали, Граф с Татошкой выпили на брудершафт и установили день свадьбы, только одна Музыкина осталась у разбитого корыта.

- Я все так и предполагала.

- Интуиция – прекрасное орудие женщины. И что же твоя интуиция подсказывает тебе насчет нас двоих.

- Если честно – то и у тебя интуиция, что называется, на высшем уровне. Только ты ею редко пользуешься. 

- Возможно, потому, что я – фаталист.

- Но фатум – вещь жестокая, если не сказать погибельная. В конце концов, ты можешь остаться один.

- Что ж… Тогда я наконец завяжу с фатализмом, и буду прислушиваться к голосу интуиции.

- Смотри – как бы не было чересчур поздно…А что касается тебя и меня – мы вряд ли поженимся. Между нами возможен только короткий роман.

- Так тебе говорит твоя интуиция?

- Да, именно так. Но мы можем испытать очень высокое чувство вместе, но, к сожалению, слишком кратковременное.

….Благополучных буржуа не замечала,

Стремилась в прошлое душа, ища причала.

И в безнадежной безысходности сгорала

История любви на дне бокала…

- Твои стихи?

-Да. Мои. -  Мне кажется, что они про тебя, точнее про твое будущее.

- Трагичные строки. Что это, маленькая месть?

- Месть за неиспользование собственной интуиции?

  -Вовсе нет, теперь моя интуиция подсказывает мне, что любую красивую женщину ожидает тот же фатализм – одиночество и воспоминания об искрометном прошлом…

На следующий день на улице моросил дождь. В такую погоду работа отменялась. Я лежал на чердачной кровати и тоскливо перебирал «цыганочку». Вдруг на лестнице, ведущей на чердак, послышался легкий шум. За лестничным проемом легко угадывалась голова Музыкиной. Я вопросительно посмотрел на нее.

- Не рассчитывай на мою благосклонность, Мишель. Мой визит сюда – простое любопытство.

- Любопытство убило кошку.

- Какой ты противный, - и голова Музыкиной скрылась из вида.

 Я подумал, а не повторить ли мой опыт общения с лошадьми, хотя и погода была нелетная. «Хорош хандрить, пора что-нибудь делать». И я пошел в направлении конюшни. Навстречу мне попался Семен. «Прокатиться захотел. Хорошо. На этот раз я тебе дам каурую. И ездака чует, и вообще умничка-девочка». Каурая и вправду чувствовала ездока и была, по выражению, Семена умничкой. Я объехал на ней полдеревни и за палисадом от души прокатился рысью.

Кроме колхозных увеселений нам приходилось и работать. Мы с Аленой делали по две нормы по сбору картошки. И в то время, когда остальные бригады каряжились, проливая пот, собирая проклятую картошку, мы с Аленой уже отдыхали на противоположном конце поля. Граф все удивлялся, как нам с Аленой так быстро и главное без напряга удавалось собирать урожай. «Научный подход и никакого мошенничества», - отвечал я . Выполнив норму мы с Аленой, удобно расположившись на картофельной ботве, бесконечно беседовали о смысле жизни и любви.    

-Ален, ты так ничего и не ответила по поводу моего признания в любви, несмотря на то, что оно – это признание – было сделано в пьяном угаре?

-Мишель, я ценю твою искренность. И думаю, что у тебя есть шанс.

-Я обладать тобою целиком

Хотел бы, чтобы жить с тобой прекрасно.

Любить тебя и в сумерках и днем,

Любить тебя и знать, что не напрасно

 

Что я тебе, как свет, необходим,

Что ты в разлуке вспоминаешь море

Моей любви, а кроткий серафим

Хранит тебя от горя и неволи

 

Грехов, обмана, пагубных страстей

Для счастья, жизни и прекрасной доли.

Не строй игрой напрасной крепостей

Ты от меня – я подобрал пароли.

- Прекрасные стихи. Это мне?

- Это про нас с тобой.

-Мишель, ты – гусар, поэт, авантюрист в лучшем понимании этого слова. Зачем я тебе?

- Аленушка, в тебе есть то, с чем женщина приходит в этот мир. В тебе есть любовь.  Она в тебе так чиста и трогательна, что этого нельзя не заметить…

 

Утром меня разбудил Граф.

- Мишель, ты не забыл, какой завтра день?

- Забыл, а что?

- Завтра одна часть деревни бьется с теми, кто с ними не согласен.

- Плевать. Я остаюсь.

Раз уж Граф все равно разбудил меня, я встал, умылся и побрился на этот раз безопасным станком. Потом я пошел искать Алену. Долго ее разыскивать не пришлось, она как раз выходила на улицу.

- Аленушка, а что вы делаете завтра вечером?

- А что?

- Дело в том, что завтра местные колхозники собираются устроить битву – этакий междусобойчик – стенка на стенку. Наши все собираются в город. А я предлагаю устроить светоизоляцию нашего ковчега и остаться до утра. Ты со мной Аленка?

- Неплохая идея. А если они, то есть местные ворвутся в наш, как ты выразился, «Ноев ковчег»?

- Тогда они встретят достойный отпор.

- Я согласна с тобой остаться, Мишель. При условии, если ты не будешь ко мне приставать.

Прежде чем, покинуть наш «Ноев ковчег» мы решили съездить в соседнюю деревню и сделать это ночью. В той деревне расположился другой студенческий отряд из первокурсников. Мы сходили в деревенский лабаз, опустошили полки с пивом, погрузили его в багажник автомобиля. За рулем сидел знатный водитель по имени Вася. Я взял с собой Алену, Граф свою Татошку, Есаул был с Натали. Ночь была лунная. Дорога хорошо просматривалась. Мы неумеренно пили пиво, пели песни и по фарам, отбрасываемым нашим авто, с трудом угадывали направление нашего движения. Но за рулем был Вася, а он знал свое дело первоклассно.

- Споем нашу, - предложил изрядно поддатый Граф, - Мишель запевай.

My bed is too big, too big without you, baby,

I wanna have your body,

Like Hero of the night…

Восторга Графа не было предела. Он подозревал, что песня про секс, и почему бы нам ее не спеть, то есть не спеть о том, чего нам, собственно говоря,  всем не хватало. Одни мы с Аленой заговорщически переглядывались. В отличие от всех остальных присутствующих мы иногда обменивались полудружескими поцелуями. В свете автомобильных фар показалась халупа, в которой и обитали студенты-первокурсники. После того, как с ними было выпито еще море пива и обсуждены все сплетни местного значения, настало время собираться в обратный путь. Благо до нашего сарая было рукой подать.   

- А не спеть ли нам наш гимн? - спросил Граф. – Подхватывайте!

Мне уже многое поздно,

Успел от многих устать,

И к удивительным звездам,

Так никогда не слетать…

Автомобиль кидало на каждой колдобине. Выпитое пиво пока еще не просилось наружу. А песня лилась, несмотря ни на что.

…Но я умею мечтать –

О далеких горах,

О волшебных дарах,

Что когда-нибудь под ноги мне упадут,

Об открытых дверях … - Здесь полагалась умышленная пауза, которую необходимо было выдержать:

- За которыми верять, и любят, и ждут меня!

-УУУУ,- взвыл от восторга Граф.

- Граф у нас еще тот романтик, - заметила Алена.

- Кое-кто ошибочно называют романтизм – художественным течением. Для Графа, как собственно и для меня – романтизм – это ощущение жизни, поэтому он вечен как сама жизнь.

- Ты тысячу раз прав, дружище, - воскликнул Граф. – Я романтик до мозга костей. И набью морду тому, кто посмеет со мной не согласиться.

- Так. Пожалуй, Графу больше не наливать, - сказал Есаул.

- Наливать, наливать. Мы еще гимн Америки не спели.

В этот момент машину так тряхануло, что Граф, не отличающийся карликовым ростом, влетел головой в потолок авто. Возможно, что это его как-то отрезвило, и он произнес: «Ребята, пора заканчивать наш пикничок». 

Следующий день прошел в сборах. Напуганный предстоящими разборками местных товарищей с обязательным мордобитием, наш студенческий отряд собирался в город. У кого были автомобили, те уезжали на них. Остальные ожидали поезда. Только два человека сохраняли абсолютное спокойствие и хладнокровие. Это были мы с Аленой. Мы договорились сделать абсолютную светоизоляцию нашего сарая и спокойно переждать нашествие диких колхозников, благо, что дверь сарая закрывалась изнутри.

Когда последние «беженцы» покинули наш ковчег, мы с Аленой принялись за работу. Плотно задрапировали все оконные проемы ватными одеялами, хорошо, что их было в предостаточном количестве и оказались в кромешной темноте. Я был уверен, что свет не просачивается за пределы сарая и потому включил своеобразную подсветку для того, чтобы не находиться в полной темноте. Откуда-то взялась дыня, и мы с Аленой принялись с аппетитом уплетать этот неожиданно откуда-то взявшийся дар Востока.

Также я предусмотрительно купил в местном магазине бутылочку красного вина и парафиновую свечку. Так как стаканов не было, мы пили вино прямо из горлышка под мерное мерцание тающего парафина.

- Предлагаю выпить на брудершафт,- предложил я.

- А как же мы будем пить на брудершафт, у нас даже рюмок нет.

- А мы по очереди. Сначала ты, потом я.

- Давай.

Ее поцелуй был сладок и бесконечен. И мы слились в объятии нежном. Нам не мешали наши одежды. Срывая друг с друга все лишнее, мы покрывали друг друга поцелуями и любили до головокружения.

- Я люблю тебя, Аленушка!

- А я тебя, Мишель!

Свеча девственно освещала наш маленький островок любви, ароматы дыни и выпитого вина еще эротичнее дополняли наши поцелуи и запахи ночи. Все было восхитительно и неповторимо.

Утром первым проснулся я. Аленка еще спала. Вино было выпито, свеча догорела, ночь любви закончилась. Но я был уверен, что это был не конец, а только начало. Начало большой и великой любви.

 

                                                                             2006 год